06 декабря 2016 г. 09:46
3625
0
Леонид Красных пытается наказать виновных, но получает одни отписки .
Пять суток Леонида Красных избивали в ШИЗО ИК-3 Алтайского края — формально за то, что тот отказался подчиниться приказу «Бегом по коридору!» И из колонии, и из тюремной больницы он написал множество жалоб, но это не дало никаких результатов. Сейчас Красных добивается наказания для причастных к его избиениям уже на свободе, но примерно с тем же эффектом. Об обстоятельствах своего дела он рассказал Зое Световой.
Худой, невысокого роста, черная шапка, из-под которой торчат большие уши — таков 42-летний Леонид Красных. За решеткой он провел в общей сложности 15 лет. Четыре судимости, статья 158 УК РФ — «Кража». Освободился Леонид три года назад. Все это время он безуспешно пытался достучаться до всевозможных правоохранительных инстанций и правозащитных организаций. Подавал заявления, приходил на прием и рассказывал свою историю и истории десятков осужденных, которых, по его словам, жестоко избивали в ШИЗО ИК-3 Алтайского края, что в поселке Куета Алтайского края. Леонид написал мне на электронную почту и попросил о встрече. Его письмо показалось мне криком о помощи. Вот его рассказ.
Леонид Красных. Фото: Зоя Светова
Я в 15 лет сел по малолетке. Две младшие сестры, родители работали на заводе. Когда все это началось, основное внимание родители уделяли девчонкам. Я начал красть. А вообще-то семья у меня не такая простая: по отцу мой дед был замначальника уголовного розыска города Хабаровска. Дед по матери — прокурор города Измаила. Жизнь так сложилась, что мня увезли ребенком из города Хабаровска. Мать развелась с отцом. Он сильно пил, короче, жизнь меня сильно помотала.
Четвертый срок, как и предыдущие, я сидел в поселке Куета в ИК-3 Алтайского края. Меня привезли туда восьмого августа 2011 года. С собой у меня было пять-шесть книг. Я еще с 18 лет в лагере начал читать книги, а на третьем сроке увлекся каббалой. Так вот, у меня были книги по каббале, Библия и Пастернак. В тумбочке в этапном помещении можно было хранить только зубную щетку, кружку и пасту. А у меня три книги по каббале, Библия и Пастернак, классическая литература. Стараешься перемешивать книги, чтобы информация лучше усваивалась.
И там в этапном помещении вижу старшину — мы с ним друг друга давно знаем. Он мне говорит: «Ты в тумбочке книги не держи, положи на каптерку, потом возьмешь».
Четвертый срок, как и предыдущие, я сидел в поселке Куета в ИК-3 Алтайского края. Меня привезли туда восьмого августа 2011 года. С собой у меня было пять-шесть книг. Я еще с 18 лет в лагере начал читать книги, а на третьем сроке увлекся каббалой. Так вот, у меня были книги по каббале, Библия и Пастернак. В тумбочке в этапном помещении можно было хранить только зубную щетку, кружку и пасту. А у меня три книги по каббале, Библия и Пастернак, классическая литература. Стараешься перемешивать книги, чтобы информация лучше усваивалась.
И там в этапном помещении вижу старшину — мы с ним друг друга давно знаем. Он мне говорит: «Ты в тумбочке книги не держи, положи на каптерку, потом возьмешь».
В ШИЗО
На следующий день этого старшины не было, был другой дневальный, мы с ним поругались. Вызвали наряд. Мне дали пять суток ШИЗО (штрафной изолятор. — Открытая Россия). В колонии несколько лет назад построили новый ШИЗО, как я потом понял, специально для того, чтобы туда людей закрывать и их там ломать.
В старом ШИЗО устроили ЕПКТ (единое помещение камерного типа. — Открытая Россия) и там содержали людей, так называемых «отрицалово», которые в случае чего, если кого-то будут убивать, могут поддержать, шум поднять. То новое ШИЗО они построили по евростандарту. Я очень удивился, когда меня в первый раз туда завели, говорят: «Вот эта тряпочка для унитаза, эта тряпочка для пола». Я подумал, что что-то здесь не то. Какие то нехорошие подозрения у меня сразу возникли.
И вот я там. Сижу. Открывается дверь. Проверка. Входит сотрудник. Нужно доклад делать: фамилия, статьи свои называть, все как положено. Я говорю: осужденный Красных Леонид Алексеевич. Статья такая-то. А мне говорят: «Бегом по коридору!» Я: «Зачем? Это ведь только пожизненно осужденные передвигаются бегом». Сотрудник: «То есть ты не побежишь?»
Вытащили во двор, начали избивать. Били, били, били.
Только за то, что я отказался бегать. Ломали как личность. Чтобы был как безмолвная скотина. И неважно, кто ты по образу жизни: «обиженный», «красный», «мужик», «блатной», хоть кто. Главное, чтобы тебя переломать. На следующий день пришли оперативники: «Встань на колени, ползай, крякай, кукарекай». Они ломали психологически. Чтобы просто уничтожить. Я спросил оперов, в чем смысл этих издевательств, они сказали, что таким образом они переломают всех, кто имеет личное мнение, и меня будут бить, если я откажусь выполнять их приказы.
Пять суток меня так били. Потом подняли в отряд. Наш отряд в метрах десяти от этого ШИЗО. Там прогулочные дворы, и оттуда крики слышны. Слышно, как людей избивают, как людей ломают. Убивают. Ты просто, когда все это слышишь, начинаешь с ума сходить. Я сам кричал: «Лучше убейте, вы что издеваетесь!».
В старом ШИЗО устроили ЕПКТ (единое помещение камерного типа. — Открытая Россия) и там содержали людей, так называемых «отрицалово», которые в случае чего, если кого-то будут убивать, могут поддержать, шум поднять. То новое ШИЗО они построили по евростандарту. Я очень удивился, когда меня в первый раз туда завели, говорят: «Вот эта тряпочка для унитаза, эта тряпочка для пола». Я подумал, что что-то здесь не то. Какие то нехорошие подозрения у меня сразу возникли.
И вот я там. Сижу. Открывается дверь. Проверка. Входит сотрудник. Нужно доклад делать: фамилия, статьи свои называть, все как положено. Я говорю: осужденный Красных Леонид Алексеевич. Статья такая-то. А мне говорят: «Бегом по коридору!» Я: «Зачем? Это ведь только пожизненно осужденные передвигаются бегом». Сотрудник: «То есть ты не побежишь?»
Вытащили во двор, начали избивать. Били, били, били.
Только за то, что я отказался бегать. Ломали как личность. Чтобы был как безмолвная скотина. И неважно, кто ты по образу жизни: «обиженный», «красный», «мужик», «блатной», хоть кто. Главное, чтобы тебя переломать. На следующий день пришли оперативники: «Встань на колени, ползай, крякай, кукарекай». Они ломали психологически. Чтобы просто уничтожить. Я спросил оперов, в чем смысл этих издевательств, они сказали, что таким образом они переломают всех, кто имеет личное мнение, и меня будут бить, если я откажусь выполнять их приказы.
Пять суток меня так били. Потом подняли в отряд. Наш отряд в метрах десяти от этого ШИЗО. Там прогулочные дворы, и оттуда крики слышны. Слышно, как людей избивают, как людей ломают. Убивают. Ты просто, когда все это слышишь, начинаешь с ума сходить. Я сам кричал: «Лучше убейте, вы что издеваетесь!».
В больнице
Я штырь себе в брюшную полость воткнул, чтобы на больницу выехать — побои зафиксировать, чтобы прокуратуру вызвать. Мое понимание жизни не позволяло мне молчать и к этим избиениям оставаться безучастным.
Вывезли они меня в первую городскую больницу в хирургическое отделение. Сидит врач в приемном покое. Доктор вольный. Я ей говорю: «Пожалуйста, снимите с меня побои». Она мне: «Ни фига, еще чего захотел!». Прооперировали меня, вытащили штырь — кишку я себе не задел. И побои снимать не стали. Увезли на КТБ-12 в городе Барнауле, в тюремную больницу. Приезжаю туда, меня поднимают в хирургическое отделение. И там никто из врачей не хотел фиксировать побои. Но, слава богу, есть такое правило: когда попадаешь в больницу, ты имеешь право на телефонный звонок родным, и вот мне такой звонок дали, и я маме позвонил. Она ко мне приехала первого сентября 2011 года на краткосрочное свидание.
Мы говорили с ней через стекло. Я разделся, показал ей синяки. Попросил, чтобы принесли ручку и листок. Я ей продиктовал текст заявления на имя краевого прокурора. Она первого сентября поехала в краевую прокуратуру и зарегистрировала заявление. Потом пошла к начальнику тюремной больницы и спрашивает: «А чего это он у вас весь синий? Вы что, его здесь бьете?» Начальник ей говорит: «Он приехал такой. Мы сейчас побои с него снимем».
После этого начальник больницы осознал, что дело плохо. Меня сразу вызвал хирург, который стал фиксировать побои.
И вот администрация тюремной больницы начинает меня кошмарить: «Отказывайся, говори, что ты это все придумал».
А пятого сентября меня этапируют обратно в ИК-3. Там меня никто не трогает, и я не наглею. Оперативники вызывают и начинают запугивать, понимаю, что хотят со мной договориться. Я им: «Чего вы меня пугаете?» А они хотели, чтобы я отказался от своих претензий, и чтобы мать больше никуда не писала. 13 сентября ночью приехали из УФСИН, чтобы побои зафиксировать. Но ведь били меня они меня 18 августа, а приехали 13 сентября. Понятно, что уже все синяки сошли.
Вывезли они меня в первую городскую больницу в хирургическое отделение. Сидит врач в приемном покое. Доктор вольный. Я ей говорю: «Пожалуйста, снимите с меня побои». Она мне: «Ни фига, еще чего захотел!». Прооперировали меня, вытащили штырь — кишку я себе не задел. И побои снимать не стали. Увезли на КТБ-12 в городе Барнауле, в тюремную больницу. Приезжаю туда, меня поднимают в хирургическое отделение. И там никто из врачей не хотел фиксировать побои. Но, слава богу, есть такое правило: когда попадаешь в больницу, ты имеешь право на телефонный звонок родным, и вот мне такой звонок дали, и я маме позвонил. Она ко мне приехала первого сентября 2011 года на краткосрочное свидание.
Мы говорили с ней через стекло. Я разделся, показал ей синяки. Попросил, чтобы принесли ручку и листок. Я ей продиктовал текст заявления на имя краевого прокурора. Она первого сентября поехала в краевую прокуратуру и зарегистрировала заявление. Потом пошла к начальнику тюремной больницы и спрашивает: «А чего это он у вас весь синий? Вы что, его здесь бьете?» Начальник ей говорит: «Он приехал такой. Мы сейчас побои с него снимем».
После этого начальник больницы осознал, что дело плохо. Меня сразу вызвал хирург, который стал фиксировать побои.
И вот администрация тюремной больницы начинает меня кошмарить: «Отказывайся, говори, что ты это все придумал».
А пятого сентября меня этапируют обратно в ИК-3. Там меня никто не трогает, и я не наглею. Оперативники вызывают и начинают запугивать, понимаю, что хотят со мной договориться. Я им: «Чего вы меня пугаете?» А они хотели, чтобы я отказался от своих претензий, и чтобы мать больше никуда не писала. 13 сентября ночью приехали из УФСИН, чтобы побои зафиксировать. Но ведь били меня они меня 18 августа, а приехали 13 сентября. Понятно, что уже все синяки сошли.
В суде
А тут как раз выходят поправки в УК. Меняют санкции в статье 158, ч.3 УК РФ. Я решаю подать ходатайство в суд, чтобы изменить мне срок по поправкам, но на самом деле хочу поехать СИЗО, чтобы оттуда жалобы на избиения всем отправить — из колонии жалобы не выходят. Я приезжаю в СИЗО, пишу, пишу, наверное, целую тетрадь исписал, но бумаги оттуда не выходят. Писал и в СК региональный, и в Следственный комитет в Москву, и в Генпрокуратуру — все по поводу этих избиений.
Везут меня в Индустриальный районный суд на рассмотрение моего ходатайства по поправкам в закон, то есть по изменению УК. И судебное заседание начинается: прокурор, судья. От защитника я отказался. Достаю кипу бумаг, заявления в различные органы.
Обращаюсь к судье: «Ваша честь, я сюда выехал только с одной целью, чтобы вам сообщить, что у нас в Алтайском крае действует организованное преступное сообщество, в которое входит прокуратура по соблюдению законодательства в системе ФСИН, уполномоченный по правам человека в республике Алтай, краевая прокуратура, врачи. Прошу вас, пожалуйста, возьмите мои жалобы, я сам ничего не могу отправить, из СИЗО мои заявления не уходят».
Судья отказывается. Я прокурору говорю: «По Конституции Р Ф вы должны контролировать, как соблюдаются права человека, они не соблюдаются». Они заметались: и судья, и прокурор. Судья: «Есть еще какие-то ходатайства?» Я говорю: «Нет, мне больше от вас ничего не надо». Они отказались взять все мои заявления.
Увозят меня обратно в СИЗО. Я пишу заявление на ознакомление с протоколом судебного заседания. Приезжаю в суд и вижу, что в протоколе записано, что я обращался в суд с просьбой обратить внимание на мои заявления о пытках в колонии. Возвращают меня в колонию. Я пишу в суд заявление с просьбой выдать мне копию протокола судебного заседания. Мне приходит из суда отказ. Посылаю жалобу в краевой суд. И оттуда отказ приходит. Протоколы не хотят мне присылать.
Я читаю УПК, там есть 123 статья («право обжалования») и пишу жалобу в Конституционный суд. Я посчитал, что судья Индустриального районного суда Барнаула ограничил мои права, мне не прислали протоколы, потому что у меня не было денег заплатить за эти копии. Через некоторое время, когда мне остается до конца срока сидеть восемь месяцев, вызывает меня начальник колонии: «Нам позвонили из Индустриального суда — им пришел запрос из Конституционного суда по твоей жалобе. Так что собирайся в ШИЗО, потом в ПКТ». Они решили до конца срока меня изолировать: чтобы больше жалобы не писал, чтобы с людьми, которых избивали, не разговаривал. Они все были синие от побоев, я их подговаривал, чтобы мы вместе выехали в больницу, я пробиваюсь штырем, и мы все вместе выезжаем. Но люди боялись.
Везут меня в Индустриальный районный суд на рассмотрение моего ходатайства по поправкам в закон, то есть по изменению УК. И судебное заседание начинается: прокурор, судья. От защитника я отказался. Достаю кипу бумаг, заявления в различные органы.
Обращаюсь к судье: «Ваша честь, я сюда выехал только с одной целью, чтобы вам сообщить, что у нас в Алтайском крае действует организованное преступное сообщество, в которое входит прокуратура по соблюдению законодательства в системе ФСИН, уполномоченный по правам человека в республике Алтай, краевая прокуратура, врачи. Прошу вас, пожалуйста, возьмите мои жалобы, я сам ничего не могу отправить, из СИЗО мои заявления не уходят».
Судья отказывается. Я прокурору говорю: «По Конституции Р Ф вы должны контролировать, как соблюдаются права человека, они не соблюдаются». Они заметались: и судья, и прокурор. Судья: «Есть еще какие-то ходатайства?» Я говорю: «Нет, мне больше от вас ничего не надо». Они отказались взять все мои заявления.
Увозят меня обратно в СИЗО. Я пишу заявление на ознакомление с протоколом судебного заседания. Приезжаю в суд и вижу, что в протоколе записано, что я обращался в суд с просьбой обратить внимание на мои заявления о пытках в колонии. Возвращают меня в колонию. Я пишу в суд заявление с просьбой выдать мне копию протокола судебного заседания. Мне приходит из суда отказ. Посылаю жалобу в краевой суд. И оттуда отказ приходит. Протоколы не хотят мне присылать.
Я читаю УПК, там есть 123 статья («право обжалования») и пишу жалобу в Конституционный суд. Я посчитал, что судья Индустриального районного суда Барнаула ограничил мои права, мне не прислали протоколы, потому что у меня не было денег заплатить за эти копии. Через некоторое время, когда мне остается до конца срока сидеть восемь месяцев, вызывает меня начальник колонии: «Нам позвонили из Индустриального суда — им пришел запрос из Конституционного суда по твоей жалобе. Так что собирайся в ШИЗО, потом в ПКТ». Они решили до конца срока меня изолировать: чтобы больше жалобы не писал, чтобы с людьми, которых избивали, не разговаривал. Они все были синие от побоев, я их подговаривал, чтобы мы вместе выехали в больницу, я пробиваюсь штырем, и мы все вместе выезжаем. Но люди боялись.
На свободе
Отсидел я в ПКТ, освободился в июне 2013 года. Приехал в Москву. Был везде: во ФСИН, в Генпрокуратуре, в Минюсте, в организации «За гражданские права». Я писал заявления, где говорил об организованном преступном сообществе, в которое входили сотрудники колонии, прокуратуры, медики, судьи. Одни били, убивали, другие покрывали. То, что там происходит, это ужас! Порой идешь по лагерю и думаешь: «Они ведь меня мякнут!» (убьют). Ведь они понимают, что я от своих намерений предать гласности не откажусь. Я обращался во все ведомства и получил множество отписок.
Я конкретно обвиняю конкретных людей: весь процесс по пыткам тогда, когда я в ИК-3 Алтайского края сидел, координировал начальник оперативной части Демьян Юрьевич Кадников и замначальника по оперативной работе Бабкин Евгений Викторович. Сотрудники прокуратуры по соблюдению законности исполнения наказания Меновщиков В. А. — оттуда на мои заявления шли отписки. Уполномоченный по правам человека в Алтайском крае, который якобы приезжал ко мне в колонию, как он моей маме сообщал, — Юрий Вислогузов.
Моя цель: чтобы тех, кто пытал меня и других, наказали и посадили в тюрьму. Ведь было обращение моей матери по моему случаю. Но никак не прореагировали. И через полгода — труп: в той же колонии 27 декабря 2011 года был убит осужденный. По факту его смерти к уголовной ответственности по ст. 286 УК РФ, ч.3 («превышение должностных полномочий с применением насилия, специальных средств с причинением тяжких последствий») был привлечен бывший начальник безопасности ФКУ ИК-3 УФСИН по Алтайскому краю Алексей Филатов.
Суд приговорил его к трем годам лишения свободы условно (!) с испытательным сроком четыре года, с лишением на три года права занимать должности в правоохранительных органах.
Я отвечаю за свои слова. Все, что говорю — правда. Просто ее никто не хочет слышать».
Проверить слова Леонида Красных я не могу. Но не думаю, что он придумывает или клевещет на ИК-3. Я сказала Леониду, что шансов на то, что против тех, кого он называет «организованным преступным сообществом», возбудят уголовное дело, почти нет. Слишком много времени прошло. Синяки сошли. И следов пыток не осталось.
Он возмутился: «Что вы такое говорите! Ведь там убивали!»
Я привела в пример Ильдара Дадина — ФСИН назвал его «имитатором», а СК не поверил его рассказу о пытках. Но Леонид не слушал мои аргументы. Он попросил опубликовать его свидетельство. Для того, чтобы других больше не унижали, не ломали и не убивали.