Как ФСБ использует «осмотры» для запугивания и изъятия техники без судебного вмешательства
В России все чаще силовики приходят не с обыском, а с так называемым «осмотром помещения». Именно после такого «осмотра» в мае этого года сотрудниками ФСБ была арестована и помещена в СИЗО адвокат Мария Бонцлер.
Часто «осмотр» не заканчивается лишением свободы, а используется для запугивания. Формально эта процедура предназначена для фиксации обстановки на стадии проверки сообщения о преступлении.
На практике она превращается в полноценный обыск — с масками, автоматами, изъятием техники и угрозами. Такая практика позволяет обойти процессуальные гарантии: обыск возможен только после возбуждения уголовного дела и с одобрения суда, тогда как «осмотр» возможен уже на этапе доследственной проверки. За последние несколько лет «осмотры» стали обыденным инструментом давления — от анархистов и свидетелей Иеговы до адвокатов и правозащитников.
«Тогда он стал резать ухо»
Участнику Конфедерации анархистов Екатеринбурга Егору (имя изменено) 25 июня 2025 года на работу позвонила его арендодательница: якобы квартиру заливают соседи сверху и нужно срочно вернуться домой. Егор не заподозрил подвоха: хозяйке он доверял, пообещал быть через полчаса.
Когда он поднялся к своей квартире и вставил ключ в замок, на него изнутри вылетел сотрудник спецназа. «Как мне показалось, у него на форме была эмблема ЧВК Вагнера», — вспоминает Егор. Силовик сбил его с ног, прижал коленом к полу, надел наручники и потащил в квартиру.
Там находились несколько сотрудников ФСБ и понятые. Егора приковали одной рукой к батарее и стали избивать. «Они спрашивали о моей причастности к конфедерации анархистов Екатеринбурга, требовали рассказать, где находится моя соратница, с которой я вместе жил в этой квартире», — говорит он.
Вопросы сопровождались угрозами и пытками. Когда Егор отказался разблокировать телефон, один из силовиков приставил нож к его уху. «Сказал: разблокируй! Я ответил, что не буду, — рассказывает Егор. — Тогда он стал резать ухо. Шрам остался значительный».
Молодой человек сослался на 51-ю статью Конституции и ничего не говорил. Давление и угрозы со стороны сотрудников ФСБ продолжались. «Говорили, что мою соратницу найдут, что тоже применят к ней насилие, посадят на длительный срок, — вспоминает Егор. — Они прямо говорили: меня могут посадить на восемь лет, а мою соратницу — на пять. То есть речь шла не только обо мне, но и о ней».
В какой-то момент один из силовиков снял маску и зачитал постановление областного суда о доследственной проверке по статье 282.1 УК РФ («организация экстремистского сообщества»). Фактически происходившее ничем не отличалось от обыска: маски, автоматы, насилие, изъятие техники. Но формально это был «осмотр помещения».
Именно такая подмена, отмечает юристка «ОВД-Инфо» Ева Левенберг, стала тревожной тенденцией последних лет. Если обыск возможен только после возбуждения уголовного дела и с санкции суда, то «осмотр» можно провести еще на стадии проверки сообщения о преступлении. Формально его цель — зафиксировать обстановку, а не искать доказательства.
Добровольно-принудительное согласие
В квартиру силовики попали через арендодательницу. «К ней домой пришли сотрудники ФСБ, — рассказывает Егор. — Она сначала не поверила, пошла вместе с ними в третий отдел полиции — убедиться, что это действительно сотрудники. Потом они вернулись вместе и зашли ко мне домой. Она своим ключом открыла им дверь».
Женщине показали постановление областного суда. В документе упоминался «осмотр помещения», но она решила, что это ордер на обыск. «Ее пугали, что как соучастницу привлекут, срок дадут, она была очень напугана, — вспоминает Егор. — Ей угрожали, что ее тоже посадят, поэтому она впустила их. А потом позвонила мне, чтобы я срочно пришел».
Юристка «ОВД-Инфо» Ева Левенберг объясняет: главное для силовиков — заставить человека открыть дверь. Без решения суда войти в квартиру можно только с добровольного согласия проживающих, и именно его сотрудники добиваются угрозами или подменой процедур. Люди часто не знают, что имеют право никого не впускать, а после входа им подсовывают формальное согласие. Ключевая формулировка в такой ситуации звучит так: «Согласия на вход не даю, прошу предъявить судебное решение», с датой и подписью.
Ни протокола, ни адвоката
Когда Егор оказался в квартире, внутри все уже было перевернуто. «Кучу вещей они собрали еще до моего прихода, — вспоминает он. — При мне тоже продолжили: технику, сим-карты, телефоны, ноутбуки, даже стикеры и одежду с принтами. Некоторые вещи, как я думаю, они просто украли».
Силовики коротко объясняли свои действия проведением доследственной проверки, составили опись. «Они ее зачитали, — говорит Егор. — Я хотел ее подписать с пометкой „с вышеперечисленным не согласен“, потому что там говорилось, что якобы я уже обвиняемый. Но мне сказали: либо подписываешь безо всяких комментариев, либо считается, что отказываешься. В итоге пригласили понятых и зафиксировали мой „отказ“».
По закону при «осмотре» изъятие возможно только в ограниченных случаях и лишь тех предметов, которые находятся «на виду» и явно связаны с проверяемым событием. Но на практике сотрудники используют это как повод для тотального поиска: вскрывают ящики, забирают технику, одежду, документы.
По закону при «осмотре» изъятие возможно лишь тех предметов, которые явно связаны с проверяемым событием
Просьбы Егора вызвать адвоката игнорировались: «Я несколько раз просил вызвать защитника, но реакции не было».
Формально у человека сохраняются базовые права: на неприкосновенность жилища, на защиту и адвоката, на ведение видеозаписи для фиксирования и внесение возражений в протокол. Но в реальности сотрудники часто не дают фиксировать несогласие, не выдают копии документов, а протоколы остаются односторонними.
Правозащитник Дмитрий Захватов рассказывает: путаница с «осмотром» возникает потому, что в законе заложены две параллельные процедуры. Обыск возможен только после возбуждения уголовного дела и с санкции суда (в исключительных случаях как «неотложный», но тогда суд обязан проверить его законность).
«Осмотр помещения» формально относится к оперативно-розыскным мероприятиям, и поскольку он затрагивает конституционные права — прежде всего на неприкосновенность жилища и личной жизни, — проводить его можно лишь на основании судебного решения. Это тоже не «инициатива» конкретного сотрудника, а санкционированное мероприятие.
На практике же именно эта форма используется как обходная схема: обыск до возбуждения дела невозможен, поэтому оперативники и добиваются судебного разрешения на «осмотр». Оспорить такое решение суда теоретически можно, но почти всегда безрезультатно.
«На вас уже пало око Саурона»
После «осмотра помещения» Егора увезли в отдел полиции. Его даже не зафиксировали у дежурного: формально он не считался задержанным. «Когда вели по улице — скрывали лицо, пригибали голову, даже хотели надеть мешок, — вспоминает он. — В машине уложили лицом на пол, руки стянули так, что они отекли, — я боялся, что останусь без рук».
В отделе его завели в кабинет на четвертом этаже. Никакого статуса: ни подозреваемого, ни свидетеля, ни возможности пригласить адвоката. Вместо официального допроса — угрозы от нескольких сотрудников ФСБ. «Они говорили, что посадят надолго, что в спецприемнике будут избивать и насиловать, — рассказывает Егор. — Что я могу случайно „упасть на заточку“. И что мою соратницу тоже найдут и будут к ней применять насилие».
«Они говорили, что посадят надолго, что в спецприемнике будут избивать и насиловать. Что я могу случайно „упасть на заточку“»
Он упорно ссылался на 51-ю статью Конституции, отказываясь отвечать. Так он провел около пяти часов. В какой-то момент парню дали возможность позвонить адвокату. Егор использовал этот шанс, чтобы удалить Telegram со своего телефона: там были переписки с активистами по всей стране. Силовики это заметили, избили его, вырвали телефон, но доступ к основному аккаунту так и не получили.
В конце ему все же подсунули документ с «показаниями». «Силовики увидели, что во ВКонтакте я администрирую группу „Конфедерация анархистов Екатеринбурга“, — вспоминает Егор. — Я понял, что если не подпишу — меня закроют хотя бы на 15 суток и будут собирать дело. Поэтому я рассказал о собраниях и расклейке листовок — ничего серьезного, чтобы никого не подставить. Этого им хватило». Ошибки в тексте — перепутанные номера и фамилии — тоже стали для него поводом подписать документ: «Я подумал, что так у них меньше шансов использовать это против нас».
Подобные «разговоры без статуса» в Екатеринбурге в те же дни пережил и другой активист, Валентин (имя изменено). Его схватили предполагаемые сотрудники ФСБ прямо на улице: скрутили, избивали, требовали пароль от телефона и угрожали «вывезти в лес».
Телефон у него изъяли еще до того, как в квартире оформили «осмотр». Там в присутствии понятых силовики просмотрели переписки в Telegram на компьютере, изъяли маоистские стикеры и книги, но копию протокола не выдали и адвоката не допустили. Самого Валентина после «профилактической беседы» в отделе отпустили, но, как и в случае Егора, цель была одна: собрать сведения и запугать.
Юристка «ОВД-Инфо» Ева Левенберг описывает смысл таких визитов прямо:
«По моему опыту, эти „облегченные“ визиты в первую очередь служат сбору доказательств — версия еще сырая, и в условиях даже минимального контроля законности возбуждения дела данных явно недостаточно для проведения полноценного обыска. Поэтому критично не подкармливать ее лишними сведениями именно на этом этапе: никаких объяснений „на словах“, добровольных выдач и свободного доступа к устройствам».
При этом она отмечает и «парадоксальный плюс»: такие походы — ранний сигнал. «Это возможность понять, что на вас уже пало око Саурона, и успеть подготовиться к полноценному обыску».
«Если я не буду сотрудничать, меня снова задержат»
После нескольких часов допроса в отделе Егора отпустили. Он предположил, что история, вероятно, продолжится уголовным делом: «Они прямо угрожали, что если я не буду сотрудничать — меня задержат снова и уже поступят по-другому».
Сразу после выхода Егор связался с «ОВД-Инфо» с телефона прохожего и попросил о помощи. В дальнейшем ему помогли выехать из страны. На момент публикации материала он в безопасности.
Технику и личные вещи, изъятые во время «осмотра», так и не вернули: «Адвокатам ничего не хотят говорить определенного: ни с документами не знакомят, ни вещи не передают, — жалуется Егор. — Говорят, что я сам должен приходить и забирать. Для меня это выглядело как попытка заманить меня в отдел».
Его адвокат смог лишь получить в областном суде подтверждение: действительно, проводился «осмотр помещения» в рамках оперативно-розыскного мероприятия, но сам документ выдан только сотрудникам правоохранительных органов и хранится у них в единственном экземпляре.
От анархистов до адвокатов: «осмотр» как универсальный инструмент давления
История Егора — одна из многих. В ноябре 2024 года в Кургане «осмотр» обернулся уголовным делом для Надежды Михайловой. Силовики изъяли у нее телефоны и ноутбук, а спустя месяц появилось обвинение в «финансировании экстремистской деятельности»: поводом стал давний перевод Фонду борьбы с коррупцией 2100 рублей. К тому времени девушка уже уехала из России, но в феврале 2025 года суд заочно арестовал ее на два месяца.
В аннексированном Крыму в июле 2023 года вооруженные сотрудники ворвались в дом свидетеля Иеговы Виктора Урсу. Они отказались показывать удостоверения, не давали семье одеться и вынесли все электронное оборудование. Урсу две недели держали в изоляторе, затем перевели под домашний арест, а позже под подписку о невыезде. Теперь прокуратура требует для него семь лет колонии.
Под «осмотр помещений» в мае 2025-го попали и адвокаты. В Калининграде формальным основанием стало постановление председателя областного суда: в документе утверждалось, что против защитницы Игоря Барышникова Марии Бонцлер «имеется подозрение» в госизмене. Сотрудники ФСБ пришли не только к ней, но и к ее коллегам Роману Морозову и Екатерине Селизаровой. У Морозова изъяли технику и жесткие диски, а также интересовались, связан ли он с деятельностью «Мемориала».
По схожей схеме пришли и к юристам «Крымской солидарности» в ноябре 2024 года. У Рустема Кямилева и Лили Гемеджи сотрудники Центра «Э» провели «обследования помещений» на основании постановления Киевского районного суда Симферополя. Силовики уложили Кямилева и его сына лицом в пол, изъяли телефоны, вынесли документы, связанные с адвокатской деятельностью Лили Гемеджи. Кямилев получил сразу два административных протокола — за «демонстрацию запрещенной символики» и «дискредитацию армии».
Лиля Гемеджи
Так «осмотр» перестал быть исключением, превратившись в универсальный инструмент давления. Отличаются лишь предлоги: где-то это «проверка сообщения», где-то — «подозрение в госизмене». Но итог везде один: изъятие техники, неопределенный статус и постоянный риск, что в дверь снова постучат.
Что делать, если к вам пришли с «осмотром»
Юристка Ева Левенберг советует:
«Перед открытием двери спокойно уточните, что именно проводится: обыск, осмотр или обследование. Если нет судебного решения (в случае обследования или осмотра), не торопитесь с открытием двери: вы имеете полное право ее не открывать. Но если сотрудники настойчивы и вы опасаетесь за возможные повреждения, то попросите и перепишите реквизиты документов, удостоверения, судебного решения (если речь о жилище).
Немедленно заявите о привлечении адвоката и просьбе подождать до его прибытия, отказ просите внести в протокол.
В отношении телефонов и компьютеров — не сообщайте пароли, не разблокируйте устройства даже на минуту.
Настаивайте на процессуальном оформлении любых действий с цифровой информацией и ссылайтесь на ст. 51 Конституции, если от вас требуют сообщить сведения, которые могут быть использованы против вас. Подписывая любые бумаги, оставляйте подробные замечания и требуйте копии на месте».
Читайте по теме:
Комментарии:
comments powered by Disqus
13.09.2025, 00:03 • Дайджест
12.09.2025, 23:54 • Дайджест
12.09.2025, 23:51 • Дайджест
12.09.2025, 23:45 • Дайджест
12.09.2025, 23:27 • Дайджест
12.09.2025, 23:24 • Дайджест
12.09.2025, 23:18 • Бизнес
12.09.2025, 22:57 • Дайджест
12.09.2025, 22:45 • Дайджест
12.09.2025, 22:39 • Дайджест
12.09.2025, 22:30 • Дайджест
12.09.2025, 22:27 • Бизнес
